Умер мой научный руководитель. Эта новость пришла по мессенджеру в вайбере 4 января, но я не хотела начинать с нее год в дневнике. Год я начала с Сидни Ром. Меж тем он очень сдал, много болел в конце 2019-го, и я думала, что со дня на день мы можем это известие получить.
Четвертый курс — курсовая работа. Пятый курс — дипломная работа. Потом диссертация. Работа в одном вузе. На одной кафедре. И я не одна такая. Он много кого заполучил себе в ученики, затем — в коллеги. Увлек, потому что сам увлекался. Писал научные труды. Писал стихи. Читал стихи. Любил Брюсова. Читал наши все опусы. Не только научные, но и литературные пробы. И критиковал, и хвалил. Беседовал за жизнь. К нему приходили и нынешние, и бывшие ученики просто поговорить.
У него были разные регалии, но не было человека проще. И нет, не снисходительность проявлял, а вдруг как-то вы оказывались в разговоре с ним подняты до его уровня, в качестве равного ему собеседника. Многие влюблялись, а как же! Удержаться было сложно и совсем не хотелось удерживаться.
И никогда не занимался интригами, тем, чтобы дружить с кем-то против кого-то другого, вот этим всем, что помогает строить связи с нужными людьми. Он этого не умел.
Если поезд в метро уже ломился от людей и готов был отъехать, он норовил вбежать в него:
— Успеем? Но ведь успеем же!
Как-то выходили с работы вечером зимой, шли через парк. Впереди была ледяная горка.
— Смотри, как я умею! Портфель подержи-ка.
— Что вы делаете? Даже не вздумайте!
Но он уже съехал с нее стоя, подняв руки вверх.
Этим летом, когда приезжала, позвонила ему. Про себя думала: не молодеет ведь, надо увидеться, а то жизнь коротка и все такое. Увиделись, разговаривали. Несколько раз принимал нитроглицерин, но бодрился.
— К своему восьмидесятилетию хочу сборник своих работ издать.
Я восхитилась про себя его устремленностью в будущее, которая оставалась с до конца, даже после смерти жены. Это клише — сказать «он был эпохой». Но это чистая правда. Он был эпохой в жизни всех, кто его знал. Нам в этом повезло.